Киевская Русь > История > Кто же придумал нынешнюю украинскую мову?
Кто же придумал нынешнюю украинскую мову?
В отличие от естественных языков, языки искусственные созданы сознательно и целенаправленно. Их существует уже более тысячи, и постоянно появляются всё новые и новые. К числу самых распространённых относится, созданный в 1887 году польским врачом Заменгофом эсперанто. Другой искусственный или плановый язык — волапюк или воляпюк, тоже имеет своего создателя. Кто же придумал нынешнюю украинскую мову?
Начнем, пожалуй, с самого интересного. Употребление слов «Украина» и «украинцы» вместо привычных «Малороссия» и «малороссы» активно стали внедрять поляки еще пару веков назад. Оно встречается в сочинениях графа Яна Потоцкого, который опубликовал «рукопись, найденную в Сарагосе». Менее известный шляхтич граф Фаддей Чацкий в то же время начал толковать термин «украинец» в расовом смысле.
По свидетельству русского историка-эмигранта, профессора престижного Йельского университета Николая Ивановича Ульянова (1904-1985), «если старинные польские анналисты, вроде Самуила Грондского, еще в XVII веке выводили этот термин из географического положения Малой Руси, расположенной на краю польских владений, то Чацкий производил его от какой-то никому кроме него не известной орды «укров», вышедшей якобы из-за Волги в VII веке». В своем тщательном труде «Происхождение украинского сепаратизма» Николай Ульянов замечает, что поляков не устраивала ни «Малороссия», ни «Малая Русь».
«Примириться с ними они могли бы в том случае, если бы слово «Русь» не распространялось на «москалей», — писал ученый. Внедрение «Украины» началось еще при Александре I , когда, ополячив Киев, покрывши весь правобережный юго-запад России густой сетью своих поветовых школ, основав польский университет в Вильно и прибрав к рукам открывшийся в 1804 г. Харьковский университет, поляки почувствовали себя хозяевами умственной жизни малороссийского края».
С прилагательным стало понятно, но как же сама «мова»? «Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий», — говорил один из чеховских персонажей. Действительно, украинский язык – один из самых мелодичных славянских языков, на котором сложено множество чудных песен.
Он преодолел влияние польского языка, когда делопроизводство в Малороссии велось на языке оккупантов. Лингвисты утверждают, что украинский язык вобрал в себя тогда не более 5-6 процентов польских слов. Для сравнения, в английском языке после норманнского завоевания вошло до 70 % французского лексикона.
«В течение тысячи лет, малороссы и все славяне, за исключением католизицированных поляков и чехов, пользовались кириллицей. Лингвистами давно признано, что это лучшая из азбук мира, наиболее совершенно передающая фонетику славянской речи. Ни одному малороссу в голову не приходило жаловаться на несоответствие ее букв звукам малороссийского говора. Не было жалоб и на типографский «гражданский» шрифт, вошедший в обиход со времени Петра Великого», — пишет Ульянов.
«Но вот, с середины XIX века начинается отказ от этой азбуки. Зачинателем был Кулиш в период своего неистового украинофильства. «Кулешовка» представляла ту же старую русскую азбуку, из которой изгнали только букву «ы», заменив ее знаком «и», а для восполнения образовавшейся пустоты расширили функцию « i » и ввели неизвестный прежнему алфавиту знак «ï».
Как отмечает Ульянов, эту азбуку, запрещенную в старой России, узаконили в СССР. Сепаратисты из Галиции пошли еще дальше и попытались заменить русскую азбуку фонетической транскрипцией. В 1870-е годы на ней стали издавать ряд газет и журналов. Как рассказывал Иван Франко, часто такая продукция возвращалась с надписями: «Не смийти мени присылати такой огидной макулатуры» или «Возвращается обратным шагом к умалишенным».
Употреблявшаяся в научных целях фонетическая транскрипция нигде в Европе не заменила собой исторически сложившегося алфавита. Далеко не русофил поляк Воринский назвал этот эксперимент «чудовищным покушением на законы лингвистики».
Котляревский никогда не называл себя писателем украинским, поскольку о национальности такой и не догадывался. Это признавал даже столп украинофильства Драгоманов: «Котляревский смотрел на язык украинский как на «малороссийское наречие», а на русский язык — как на «общий язык».
Обратимся к исследованию известного киевского историка А.Каревина, посвященного генезису украинского языка: «еще в 1861 г. П.А.Кулиш называл Котляревского выразителем «анти-народных образцов вкуса», осмеявшем в «Энеиде» украинскую народность, выставившем на показ «все, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы именовал «образцом кабачной украинской беседы». Также и Е.П.Гребенка писал, что народный язык представил «на суд публики г-н Котляревский в трактирно-бурлацких формах». А один, к сожалению, не названный по имени в научной литературе, украинофил в письме к украинскому поэту Я.Щеголеву даже заявил, что автор «Энеиды» «издевается над украинским говором и преимущественно подбирал вульгарные слова, наверное, на потеху великорусам и на радость армейским офицерам и писарям».Тем не менее, именно Котляревский был назван основоположником даже не малороссийской, а некой, не ведомой ему самому, «новой» украинской литературы. Понятие это ввел львовский литературовед Емельян Огоновский в конце XIX века, когда деятелям украинского движения, спонсируемым поляками и австрийцами, потребовалось доказать, что пропагандируемое ими «украiнське вiдродження» происходит не от поляков. С другой стороны требовалось доказать, что украинская литература и, соответственно, литературный язык имеют мало общего с общерусской традицией.
Обратимся к исследованию известного киевского историка А.Каревина, посвященного генезису украинского языка: «еще в 1861 г. П.А.Кулиш называл Котляревского выразителем «анти-народных образцов вкуса», осмеявшем в «Энеиде» украинскую народность, выставившем на показ «все, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы именовал «образцом кабачной украинской беседы». Также и Е.П.Гребенка писал, что народный язык представил «на суд публики г-н Котляревский в трактирно-бурлацких формах». А один, к сожалению, не названный по имени в научной литературе, украинофил в письме к украинскому поэту Я.Щеголеву даже заявил, что автор «Энеиды» «издевается над украинским говором и преимущественно подбирал вульгарные слова, наверное, на потеху великорусам и на радость армейским офицерам и писарям».Тем не менее, именно Котляревский был назван основоположником даже не малороссийской, а некой, не ведомой ему самому, «новой» украинской литературы. Понятие это ввел львовский литературовед Емельян Огоновский в конце XIX века, когда деятелям украинского движения, спонсируемым поляками и австрийцами, потребовалось доказать, что пропагандируемое ими «украiнське вiдродження» происходит не от поляков. С другой стороны требовалось доказать, что украинская литература и, соответственно, литературный язык имеют мало общего с общерусской традицией.
Поначалу, именно язык «Энеиды», как «истинно украинский», был взят за основу разработки новояза. И напрасно предупреждал Костомаров, что язык «литературного курьеза» уж никак для этого не пригоден: «по господствующему тогда образу воззрений, речь мужика непременно должна смешить и, сообразно с таким взглядом, Котляревский выступил с пародией на «Энеиду» Вергилия».
Но, поскольку народный бытовой язык был не в состоянии оперировать «высокими материями», столь необходимыми для подтверждения «европейскости украинской нации», поэтому его пришлось срочно пополнять заимствованиями из языков европейских или попросту выдумывать новые слова. Одновременно, как «русизмы», выбрасывались слова, имеющие общерусские корни.
Как известно, лидер этого движения Иван Франко проделал ту же операцию с языком своих собственных произведений, внеся (либо «благословив» внесение) около 10 тыс. правок. Пожавший бурю Огоновский пытался противодействовать этому и призывал Франко «чтобы это была действительно литература, а не политика». Но тот «хотел бы пожить в Вене, поучиться у людей поумнее Огоновского».
Таким образом, язык пародий Котляревского сделал свое дело и был отброшен за ненадобностью. И не только Котляревского: «Во времена котляревщины, гулаковщины, артемовщины и т.п. украинская литература была лишь провинциальной литературой, дополнительной к русской, это была литература гопака, горилки, дьяка и кумы. Этого характера украинская литература не лишилась даже во времена Шевченко, Кулиша, Марка Вовчка и других», — провозгласил видный украинизатор 30-х Николай Скрыпник.